Философия металла

В ряду открытий, кардинально изменивших мир тысячелетия назад, одну из решающих позиций, без сомнения, занимает горно-металлургическое производство

Развитие человечества после бронзового века было обусловлено способностью находить металлоносные минералы и выплавлять из них металлы, а также искусством обработки последних и мастерством их использования. Именно металлы заложили основу современных цивилизаций, даже тех, что называются «постиндустриальными», поскольку ни одна из них не может обойтись без металлургии.

Люди научились выплавлять из руды металл и делать из него орудия, в результате чего резко возросла производительность труда. Именно так в упрощенном виде выглядит толкование роли металла в цивилизационном процессе. Совершенно очевидно, что даже мягкая медь, а тем более ее разнообразные сплавы более пригодны для изготовления различных предметов, нежели камень или кость. Однако гораздо реже обращают внимание на другое последствие открытия металлов — международное разделение труда, одной из причин которого стало неравномерное распределение минеральных богатств по планете. В зависимости от наличия полезных ископаемых народы разделились на производителей и потребителей металла, что сыграло колоссальную роль в восхождении человеческих сообществ к структурам современного мира.

Еще реже обсуждается то поистине революционное влияние, которое металлургия оказала на мировоззрение древних. Соприкоснувшись с металлами, человек впервые приоткрыл завесу доселе неведомой ему тайны. Он вдруг осознал, что неживая природа способна кардинально менять свои суть и облик: из зеленого хрупкого камня под воздействием огня возникало тяжелое вещество красного цвета (медь), самородки которого в природе встречались редко. Все это порождало мысль о существовании неподвластных человеку сверхъестественных и могучих сил, которым подчинены неисчерпаемые, но скрытые от глаз подземные богатства, а также стихия огня. И только избранные обладали даром вступать в контакт с таинственными сущностями и пользоваться их расположением. Секреты металлов строго охраняли от чужих глаз обособленные кланы умельцев, колдунов, шаманов.

Какие же задачи стояли перед древним металлургическим производством? С какой целью мастера ковали и отливали всевозможные изделия из разнообразных металлов? Ложная трактовка причин и следствий может привести к ряду досадных ошибок в оценках всей долгой истории горно-металлургического производства и связанных с ним человеческих отношений. Роль данного аспекта ярче всего, пожалуй, проявляется при сопоставлении металлургии Евразии и Южной Америки.

Рис. 1. Карта-схема территориально-хронологического распространения металлов в Евразии и Северной Африке

«Протометаллический» период в Старом Свете

Первым металлом, с которым познакомились люди, была медь. Произошло это около 10 тыс. лет назад в Юго-Восточной Анатолии (рис.1). Археологи открыли там очень древнее поселение докерамического неолита Чайоню Тепеси (рис. 2), которое поразило неожиданной сложностью каменной архитектуры. Ученые обнаружили среди руин около сотни мелких кусочков меди, а также множество осколков медного минерала — малахита, некоторые из них были обработаны в виде бусин. Большое количество медных украшений было найдено и в поселении Ашикли Хейюк на юге Центральной Анатолии, датированном VIII тыс. до н.э. Однако медь, очевидно, была известна не всей Анатолии, так как почти никаких ее следов не было обнаружено в открытом археологами селении Невали Чори, где сохранились удивительно богатое каменное убранство и скульптуры. Медь и свинец были также обнаружены в Северной Месопотамии: в Ярым-Тепе I и II, Телль-Магзалии. В весьма разнообразном списке переднеазиатских и анатолийских древностей почетное место занял и великолепный Чатал Хюйюк, в глиняных домах и храмовых постройках которого также удалось найти образцы меди и свинца.

На карте хорошо видно расположение древнейших находок металлических изделий. Почти все известные артефакты, относящиеся к периоду с конца IX по VI тыс. до н.э. (т.е. до того, как в Месопотамии широко распространилась культура типа Урук), происходят всего из трех десятков памятников, рассеянных по обширной территории в 1 млн. км2. Отсюда извлечено около 230 мелких образцов, причем 2/3 из них принадлежат двум поселениям докерамического неолита — Чайоню и Ашикли: 113 и 45 изделий соответственно.

Несмотря на наличие в регионе минеральных ресурсов и металлических изделий, в анатолийско-переднеазиатских областях в тот период так и не возникла настоящая металлургия. Наоборот, стагнация местной металлообработки затянулась на 4 тыс. лет.

Рис. 2. Поселение Чайоню Тепеси в Восточной Анатолии: IX-VIII тысячелетия до н.э. Здесь был обнаружен древнейший металл планеты

На заре века металла

Настоящая эра металлов в Евразии началась вовсе не там, где можно было бы ожидать. По логике вещей, металлургия должна была зародиться на Анатолийском нагорье, в Северной Месопотамии либо на западе Ирана. Однако горно-металлургическое производство появилось в V тыс. до н.э. на севере Балканского полуострова и в Карпатском бассейне. Со временем удалось нанести на карту четкие границы важнейшей Балкано-Карпатской металлургической провинции (БКМП) медного века. В начале 70-х гг. прошлого столетия здесь были открыты невероятно богатые и выразительные памятники, такие как Варненский «золотой» некрополь или же громадный медный рудник Аибунар в Южной Болгарии. Среди анатолийских и переднеазиатских археологических памятников того же периода ничего похожего не встречалось.

Еще до того как был открыт Варненский феномен, ученые обратили внимание, что северобалканские и карпатские центры металлургии производили не столько золотые изделия, сколько на редкость разнообразное оружие и всевозможные орудия: втульчатые топоры, комбинированные топоры-тесла, простые массивные тесла, долота и т.п. (рис. 4) Причем складывалось впечатление, будто местные металлурги и литейщики в одночасье овладели приемами отливки и отковки крупных изделий сложных форм. Т.е. мощное горно-металлургическое производство развивалось на Балканах весьма стремительно.

Таким образом, если металлургия Анатолии 4 тыс. лет пребывала в трудно понимаемом застое, то на Балканах и в Карпатах эта отрасль пережила невиданный взлет. Чем же объяснить такой парадокс?

Возможно, причиной столь длительной стагнации данного промысла в Анатолии стала система предписаний и запретов местной культуры. Нормативная же база балкано-карпатских народов кардинально отличалась от анатолийской в отношении не только характера, масштабов, но также и целевой направленности горно-металлургического производства. Тем не менее, первичные навыки обработки металлов, вероятно, пришли на Балканы из соседней Анатолии. Можно предположить, что данный импульс и породил яркую вспышку горного дела и металлургии на Балканах, ничего, как ни странно, не изменив на малоазийских нагорьях. Правда, построить строгую систему доказательств на базе конкретных материалов весьма сложно: слишком невыразительным в морфологическом отношении предстает исходный металлический материал как в Анатолии, так и на Балканах, а потому обсуждаемая гипотеза до настоящего времени носит преимущественно умозрительный характер.

Рис. 3. Глиняные и раскрашенные фигуры леопардов на стене святилища в селище-«протогороде» Чатал Хюйюк в Южной Анатолии

Металл в Новом Свете

Металлургия Нового Света радикально отличается от горного дела Европы. Во-первых, золото в Южной Америке (Андийский регион) появилось тремя тысячелетиями позднее, нежели в Евразии, на Балканах. Во-вторых, медь здесь никогда не играла первостепенной роли. Вплоть до испанского завоевания она служила скорее дополнением к изделиям из драгоценных металлов, позволяющим сделать их более массивными. В-третьих, все развитие Андийской доколумбовой археометаллургии было нацелено исключительно на создание удивительно разнообразной социально-религиозной символики. Творчество местных металлургов поражает причудливым орнаментом и фантастическими формами изделий, созданных на основе высокой технологии обработки сложных сплавов (рис. 5).

Если в Евразии символом древней металлургии стала Варна, то в Южной Америке апофеозом рудного дела можно считать некрополь Сипан в Перу. Величественные, удивительной конструкции пирамиды-усыпальницы местных властителей хранили десятки тысяч разнообразных изделий из золота и сложных золото-медно-серебряных сплавов. Маски, пластины, скипетры, причудливые фигуры фантастических животных и многое другое многоярусными слоями укрывали останки почивших царственных особ (рис. 6). Но среди всей невероятной массы металла напрасно было искать хотя бы один медный предмет.

Сипан можно по праву считать символом мощной Андийской металлургии, с изумительной ясностью отражающим основной принцип южноамериканского горного дела. А принцип этот формулируется примерно так: металл есть божественный дар, который должен воплощать лишь проявления высочайшей духовности и их отражения на земле. Связь металла с низкими утилитарными целями, видимо, почиталась недостойной и кощунственной. Возможно, именно поэтому за три тысячи лет развития металлургии в Южной Америке целевое назначение данного производства принципиально не изменилось. Такой предстала эта удивительная страна перед испанскими конкистадорами в начале ХVI в.

Находки, обнаруженные в Варне, поразительны даже на фоне богатейших коллекций металлических изделий Балкано-Карпатского региона. В Варненских захоронениях найдено более 3 тыс. (около 6 кг) самых разнообразных золотых изделий. Особого внимания заслуживают, безусловно, золотые украшения и предметы, декорированные сложными орнаментами, например, знаменитое блюдо. Однако большая часть «золотых» кладов обнаружена лишь в нескольких кенотафах, где глиняные куклы с масками символизировали фигуры людей. Интерес представляет единственное в своем роде богатейшее погребение вождя в могиле № 43. Но, безусловно, не только золото позволило выделить Варну среди прочих некрополей Северных Балкан.

Из 294 вскрытых на данный момент могил этого погребального комплеса извлекли 61 единицу массивного медного оружия или орудий — например, прекрасно сохранившиеся втульчатые топоры особого местного типа.
Пожалуй, наиболее характерной особенностью Балкано-Карпатской металлургической провинции можно считать преобладание тяжелых и массивных медных орудий труда: тесел, втульчатых топоров, комбинированных топоров-тесел и т.п. Не столько золото, сколько многочисленные и выразительные предметы придали Варне статус своеобразного символа металлургии данного региона. Широкое распространение подобных предметов не только на Балканах и Карпатах, но их проникновение в степные скотоводческие районы обозначило направление, по которому в последующие тысячелетия развивалось производство в большинстве важнейших горно-металлургических центров Евразии.

Рациональный и иррациональный аспекты металлургии

Любая культура непременно заключает в себе как рациональное, так и иррациональное, более того, именно последнее придает ей ту неповторимую выразительную окраску, по которой мы запоминаем и отличаем ее от прочих: рациональное мало способствует пробуждению эмоций, навевает лишь скучные ассоциации и вовсе не гарантирует долгую историческую память.

Взаимоотношения между людьми и металлами тоже могут строиться как на принципах целесообразности, так и иллюзорности. Последнее характерно главным образом для группы драгоценных металлов — золота, платины, серебра, — которые, воплощенные в изделиях, были призваны будоражить фантазию и восхищать своей красотой и изяществом (и лишь недавно стали использоваться в приборах). Прочие металлы, такие как медь и железо, часто применялись в производственном процессе, тесно связанном с практическими сторонами быта, а потому чаще всего были лишены мистической подоплеки. Впрочем, все относительно. Ритуальные атрибуты, извлеченные археологами из захоронений, даже если они изготовлены из меди, бронзы или железа, автоматически переходят в сферу ирреального. Таким образом, искусная работа мастеров, призванная удовлетворить воображаемые потребности загробной жизни соплеменников, венчала иррациональную область их повседневной жизни.

Если Андийская южноамериканская металлургическая культура представляет собой сверхиллюзорную сферу бытия, поскольку вся масса с трудом добытых драгоценных металлов служила религиозно-идеологическим миражам, то иррациональный аспект продукции Балкано-Карпатского региона выражен значительно слабее. Здесь превалируют тяжелые и крупные медные орудия труда и оружие, составляющие 95% обнаруженных металлических изделий. Даже если в местном горном деле и присутствовали нецелесообразные черты, то они исчезли после стремительного распада энеолитической провинции, а ее территории вошли в состав более обширной Циркумпонтийской металлургической провинции (ЦМП) раннего и среднего бронзовых веков. На этих этапах исторического развития «иррациональное» золото никак не фигурировало в памятниках Балкано-Карпатья.

«Блуждающее» золото

Циркумпонтийская металлургическая провинция прошла два важнейших этапа в своем развитии — ранний и средний бронзовый век. Одним из самых ярких феноменов стала раннебронзовая майкопская курганная культура скотоводов Северного Кавказа. От других сходных сообществ Восточной Европы и Кавказа ее отличает ряд признаков. Во-первых, здесь сооружались огромные погребальные курганы, нередко скрывавшие под насыпью массивные каменные гробницы и кладку (их долгое время называли «большими кубанскими курганами»). Во-вторых, в захоронениях был обнаружен богатейший инвентарь из мышьяковых бронз: втульчатые топоры, тесла, долота, крюки, посуда и пр. В-третьих, знать покоилась в погребениях в окружении большого количества золота и серебра. Всего в местных курганах ученые обнаружили почти 10 тыс. металлических изделий, из них около 8,5 тыс. были из золота, порядка 1 тыс. — из серебра, и лишь 500 — из бронзы. Золотые и серебряные предметы встречались и в других регионах ЦМП, однако на майкопские погребальные комплексы приходится более 9/10 золота всего гигантского региона в период раннего бронзового века.

Согласно данным радиоуглеродного анализа, если ЦМП процветала в период 3300–1900 гг. до н.э., то майкопская культура существовала уже в 4100–3100 гг. до н.э. Таким образом, она фактически закрывает (по крайней мере, на Северном Кавказе) пятисотлетний «зазор» между коллапсом Балкано-Карпатской и формированием Циркумпонтийской провинций.

В эпоху среднего бронзового века накопление золота и драгоценных металлов в захоронениях происходило главным образом на юге, за Кавказским хребтом (курганы Цнори, Триалети, Карашамб и др.), в Месопотамии (царский некрополь Ура и др.), в Анатолии (Аладжа). Наиболее значительными стали, пожалуй, Троянские «клады». Между тем в большие курганы Северного Кавказа клали уже не золото и серебро, а многочисленные бронзовые украшения, характерные для северокавказской культуры.

В эпоху средней бронзы (примерно 2500–1900 гг. до н.э.) в Циркумпонтийской провинции по-прежнему преобладали изделия из драгоценных металлов: их доля достигает 2/3 от общего числа учтенных 90 тыс. предметов. Однако более 99% всего золота и серебра локализовалось в погребальных комплексах южной зоны области, где на рубеже раннего и среднего бронзовых веков стремительно росло производство металла, модифицировались основные типы оружия и орудий. В «царских» некрополях концентрировалась огромная масса драгоценных металлов. В период же позднего бронзового века на этой территории наблюдался упадок горной металлургии: масштабы производства катастрофически снизились, от былого разнообразия изделий не осталось и следа, а драгоценные металлы фактически вышли из употребления.

То же произошло в Центральной Анатолии, где в те времена процветала Хеттская империя, одно из самых мощных и ярких государственных объединений Древнего Востока. Между тем среди обнаруженных здесь археологических памятников практически не встречаются металлические изделия, что чрезвычайно трудно понять, т.к. именно на этот период приходится расцвет металлопроизводства в соседних Кавказском и Европейском регионах.

Странно выглядит подобная «эстафета иррационального», когда каждый раз некий круг культур намеренно или вынужденно исключает из своего обихода драгоценные металлы, которые немедленно находят своих почитателей в другом уголке Земли. Так, «отказавшись» от золота, Варна «передает» пристрастие к нему на противоположный край Черного моря майкопским воителям и еще дальше на восток, в северокавказские предгорья. Затем это сообщество, распадаясь и изменяя стратегию своего жизненного уклада в бассейнах Кубани и Терека, вольно или невольно отрекается от золота и серебра, которые сосредоточиваются теперь в могилах властителей Анатолии, Месопотамии и Леванта.

Проходит череда столетий — наступает закат и этих культур. Еще недавно необъятная, система Циркумпонтийской провинции распалась, пришло время позднебронзового века, и спустя пару тысячелетий золото вновь заблистало на Балканах, прежде всего, во Фракии, в Подунавье и даже в Северных Карпатах.

Любопытно, что исчезновение металообрабатывающих ремесел подчинено тем же географическим алгоритмам, что и их распространение. Так, на фоне формирования Циркумпонтийской провинции наступает коллапс горно-металлургического производства (рис. 1) в Балкано-Карпатье. Постепенно золото достигает Великой Евразийской степи, сосредоточиваясь в знаменитых подкурганных могилах скифских и сарматских вождей.

Древнекитайская металлургия

Вряд ли было бы справедливо полагать, что иррациональная доминанта в металлургии была присуща лишь южноамериканским культурам. Крупные центры подобной индустрии зарождались порой и на просторах Евразии. Речь идет, в первую очередь, о горно-металлургическом производстве Китая. Начало древнекитайской металлургии и металлообработки многие ученые справедливо связывают с периодами Шан (или Шан-Инь) и Чжоу, т.е. не ранее 17–16 вв. до н.э. Изделия старых мастеров Поднебесной можно разделить на два направления, которые не только отличаются друг от друга по стилю и формам, но в чем-то диаметрально противоположны. Первый и наиболее яркий комплекс древнекитайских бронзовых предметов включает многочисленные сосуды квадратной или округлой форм, сосуды-триподы, крупные котлы, своеобразные шкатулки или ящички и т.д. Произведения искусства украшались фантастическим орнаментом: причудливыми растительными узорами, диковинными существами древней мифологии, сказочными творцами вселенной (рис. 7). Например, у Гуйму, или матери Бесов, была голова тигра, ноги драконалуна, брови как у четырехпалого дракона-мана, а глаза как у водяного дракона, Чжулун, дракон со свечой с горы Чжуншань, изображался с лицом человека и туловищем красной змеи, «Собака-государь», наоборот, отличался человеческим туловищем, но головой пса, а в западной пустыне изображался зверь, похожий на тигра, но с длинной шерстью, с головой человека и с кабаньим рылом.

Рис. 8. Боевое оружие в Китае II тысячелетия до н.э.; формы, заимствованные у степных «варварских» кочевых народов

Экзистенциальный, мировоззренческий подтекст произведений искусства роднит их с южноамериканскими образцами. Дело не в морфологических характеристиках, не в материалах и особенностях производства. Как и в Новом Свете, сложное китайское производство бронз было целиком направлено на удовлетворение ритуально-мифологичесих интересов общества периода династий Шан и раннего Чжоу.

Второй комплекс бронзовых изделий шанской и чжоусской эпох представляет собой главным образом оружие и орудия (рис. 8). Это, в частности, плоские выгнутые или прямые кинжалы с рукоятями, а также чеканы с бронзовыми или каменными (нефритовыми) лезвиями. Встречаются здесь и относительно сложные по технике изготовления втульчатые наконечники копий, стрел, а также кельты-лопатки. Они отливались в основном в простых плоских каменных или глиняных литейных формах. Очевидно, что все эти предметы и в морфологическом, и в технологическом планах резко отличаются от основной массы древнекитайской бронзы. Похожее оружие было широко распространено среди степных народов Евразии. Прежде всего, речь идет о так называемых карасукских, сейминско-турбинских и тагарских древностях.

Однако дискуссия относительно первоисточника всех древнекитайских форм бронзовых предметов, которая ведется уже более полувека со времени выхода в свет работ М. Лера (M. Loehr) и Б. Карлгрена (B. Karlgren), не завершена и поныне. На мой взгляд, правы те, кто усматривает истоки технологии и морфологии оружия и орудий этого комплекса в западных и северных культурах за пределами «китайского мира». Во всяком случае, они являли в бассейне Хуанхэ исключительно резкий контраст «ритуально-мифологическому» комплексу бронзовых изделий: ведь последний до сих пор не известен практически нигде кроме Восточной (Китая) и Юго Восточной Азии (Индокитая). В то же время б льшая часть оружия и орудий второго комплекса в границах современного Китая сосредоточена именно в северных (Внутренняя Монголия) и особенно северо-западных (Синьцзян) регионах страны. Именно там располагались очаги производства оружия, которым владели воинственные «варварские» племена хуася, извечные враги «истинных» китайцев. Кстати, именно от варваров пришла в Китай традиция использования боевых колесниц, запряженных конями.

Примечательным отражением «противостояния» обоих направлений металлургического искусства Поднебесной явился длившийся многие столетия спор между двумя направлениями древнекитайского нормативизма — сторонниками конфуцианства и легистами. Суть противоречий заключалась в вопросе о возможности заимствования китайским народом (ся) достижений иной, чуждой ему культуры. Для самого Конфуция и его последователей китае-центристская модель мира была непревзойденной, а сама мысль о возможности принятия от соседей неких достижений представлялась кощунственной.

Несмотря на то, что для легистов Китай тоже был центром вселенной, их приверженность традициям не противоречила необходимости защищаться от варваров, владевших конницей и бронзовым оружием, пусть даже их собственным, чтобы успешно противостоять набегам северных и западных орд. Рационализм легистов, мечтавших о мощном государстве, долго с переменным успехом боролся с иррационально-изоляционистскими воззрениями конфуцианцев и в конечном итоге победил. В результате в Китае появилось оружие, напоминающее по форме то, которым пользовались степные племена. И уже со времени династии Шан его производство заняло важное место в китайской металлургии.

Генеральная целевая направленность любого производства определяется в основном нормативными факторами, корни которых — в господствующих мировоззренческих или идеологических установках общества. Их решающее воздействие мы отмечали уже при обсуждении парадокса стагнации наиболее раннего (Анатолийского) горно-металлургического промысла. Они же определили сверхиррациональный характер южноамериканской «золотой» металлургии. Сходные процессы, без сомнения, сказывались на динамике и облике древнекитайской бронзовой индустрии.

Автор: Евгений Черных

Источник: sciam.ru